Если это и есть слава, думал Нино Валенти, везя Джонни домой, то ему даром ее не надо…

КНИГА ТРЕТЬЯ

ГЛАВА 14

Двенадцати лет от роду дон уже был настоящим мужчиной. Невысокий, смуглокожий, ладный, он жил в Корлеоне, своеобразной сицилийской деревне, напоминающей своим видом мавританское селение, — и наречен был Вито Андолини, но однажды нагрянули чужие люди, они убили его отца, а теперь собирались прикончить сына, и тогда мать отослала подростка к друзьям в Америку. И здесь, на этой новой земле, Вито взял себе другое имя, он назвался Корлеоне — в знак того, что не прервались нити, связывающие его с родной деревней. То было одно из редких проявлений чувствительности, какие он себе позволил на своем веку.

Мафия на Сицилии представляла собой на заре столетия как бы второе правительство, во много раз превосходящее своею властью законное правительство в Риме. Отец Вито оказался втянут в жестокую распрю с односельчанином, тот пошел со своей обидой к мафии. Андолини не пожелал покориться и на глазах у жителей деревни убил в драке главаря местной мафии. Через неделю его нашли мертвым — бездыханное тело, искромсанное выстрелами из обрезов-лупар. А через месяц после того, как его схоронили, вооруженные люди из мафии явились выведывать, где находится двенадцатилетний Вито. Они рассудили, что слишком близок тот день, когда мальчик возмужает и, чего доброго, примется мстить за убитого отца. Вито спрятали у родных и переправили в Америку. Там его приютила чета Аббандандо — их сыну Дженко суждено было стать со временем советником — consigliori — у дона Корлеоне.

Юный Вито поступил работать в бакалейную лавку Аббандандо на Девятой авеню, прямехонько в «адской кухне» — районе нью-йоркской бедноты. В восемнадцать лет Вито женился на итальянской девчушке, только что приехавшей с Сицилии; ей было всего шестнадцать, но стряпать, вести хозяйство она уже умела. Молодые сняли квартирку на Десятой авеню неподалеку от Тридцать пятой улицы, всего за несколько кварталов от лавки, где работал Вито, и на третий год господь послал им первенца, Сантино, которого мальчишки, его товарищи, за беззаветную привязанность к отцу единодушно прозвали Санни — «сынок».

Жил по соседству с ними человек по имени Фануччи — итальянец тяжеловесного сложения и устрашающей наружности, щеголявший в светлых дорогих костюмах и мягкой кремовой шляпе. Говорили, что он состоит членом одного из ответвлений мафии — банды «Черная рука», которая, угрожая кровавой расправой, вымогала деньги у лавочников и мирных обывателей. Правда, народ в той части города селился больше отчаянный и тоже скорый на расправу, а потому угрозы свирепого Фануччи оказывали действие разве что на пожилых и бездетных, за которых некому было вступиться. Кое-кто из лавочников спокойствия ради откупался от Фануччи пустяковой мздой. Не довольствуясь этим, он норовил, как стервятник, урвать часть добычи у своего же брата жулика: у пройдох, сбывающих из-под полы билеты итальянской лотереи, содержателей мелких притонов, собиравших у себя на квартире любителей азартных игр. Платила ему необременительную дань и бакалейная лавка Аббандандо, как тому ни противился безусый Дженко, который твердил отцу, что может отвадить Фануччи от их порога. Отец всякий раз запрещал.

Вито наблюдал за происходящим спокойно, с таким ощущением, что его это не касается.

Случилось так, что на Фануччи напали однажды трое молодых ребят и располосовали ему горло от уха до уха; убить не убили — рана оказалась неглубокой, — но нагнали страху, да и крови выпустили порядочно. Вито видел, как удирает Фануччи от своих карателей, алея серпообразным порезом. Одна подробность запомнилась навсегда: Фануччи подставил под свой подбородок кремовую шляпу, ловя в нее на бегу кровь, стекающую из раны. То ли испачкать костюм боялся, то ли оставить на нем кровавый след своего конфуза.

Но вышло так, что это нападение сыграло Фануччи на руку. Его не собирались убивать, те трое крутых ребят просто вздумали проучить его и положить конец вымогательству. Зато Фануччи повел себя как убийца. Недели через две того, чья рука нанесла ему удар ножом, нашли застреленным; двух других Фануччи, получив от их родителей отступного, согласился не трогать. После этого случая поборы возросли, а владельцы подпольных игорных домов были вынуждены принимать Фануччи в долю. И по-прежнему Вито Корлеоне держался в стороне от событий. Услышал — и тотчас выкинул из головы.

В годы Первой мировой войны, когда с ввозом оливкового масла стало туго, Фануччи вошел компаньоном в бакалейное дело Аббандандо, снабжая лавку не только оливковым маслом, но также итальянской салями, сырами различных сортов, ветчиной. Очень скоро он пристроил в лавку своего племянника, и Вито Корлеоне оказался без работы.

К тому времени у него успел родиться второй сын, Фредерико, и Вито приходилось кормить четыре рта. До сих пор это был степенный, очень уравновешенный молодой человек, предпочитающий держать свои мысли при себе. Сын владельца магазина, Дженко Аббандандо, был его закадычным другом, и Вито, неожиданно для него и для себя, укорил его за поступок отца. Сгорая со стыда, Дженко поклялся, что Вито, во всяком случае, не будет знать забот о пропитании. Он обеспечит друга всем необходимым, таская ему продукты из лавки. Вито сурово осадил его — позор, когда сын обкрадывает отца.

Но теперь в нем пробудился холодный гнев на грозного Фануччи. Вито ничем не выдавал себя — он выжидал. Несколько месяцев он проработал на железной дороге — потом война кончилась, сократился спрос на рабочие руки, пришлось перебиваться поденщиной. Десятники попадались большей частью либо из местных, коренных, либо из ирландцев и крыли чернорабочих на чем свет стоит — Вито неизменно сносил ругань с каменным лицом, как если бы не понимал ни слова, а между тем он понимал английский отлично, хоть и коряво выговаривал слова.

Как-то вечером, когда Вито с домашними сидел за ужином, послышался стук в окно, выходящее на узкий, как колодец, дворик между их домом и соседним. Вито отдернул занавеску и с удивлением увидел, что из окна напротив высунулся парень с их улицы, Питер Клеменца. Он протягивал какой-то предмет, завернутый в белую тряпку.

— Слушай, земляк, — сказал Клеменца. — Подержи вот это у себя, я после заберу. На, возьми.

Вито машинально перегнулся над пустым пространством и принял сверток. Лицо у Клеменцы было напряженное, тревожное. С ним явно что-то стряслось, и неосознанное побуждение толкнуло Вито ему на помощь. У себя на кухне он развернул сверток — под белой, перепачканной маслом тканью лежали пять пистолетов. Вито убрал их в платяной шкаф при спальне и стал ждать, что будет дальше. Он узнал, что Клеменцу забрали в полицию. Наверно, когда он передавал оружие, к нему уже ломились в дверь.

Вито не заикнулся о случившемся ни одной живой душе, его жена, из страха, как бы мужа не посадили, не смела проронить об этом ни звука, даже когда выходила посудачить с соседками. Через два дня Питер Клеменца вновь появился на улице и как бы между прочим спросил у Вито:

— Мой товар еще у тебя?

Вито кивнул. Он всегда был скуп на слова. Клеменца зашел к нему домой, и Вито, налив ему стакан вина, полез в шкаф за свертком.

Клеменца пил вино, толстощекое лицо его было добродушно, но глаза цепко следили за каждым движением соседа.

— Разворачивал посмотреть?

Вито безразлично покачал головой:

— Не имею привычки соваться не в свои дела.

В тот вечер они допоздна просидели вдвоем, потягивая вино. Они пришлись по душе друг другу. Клеменца был прирожденный рассказчик — Вито Корлеоне умел слушать. Они стали приятелями.

Немного спустя Клеменца осведомился у жены Вито Корлеоне, не желает ли она постелить на полу в общей комнате красивый ковер. И позвал Вито помочь ему донести подарок.

Они пришли к внушительному жилому дому с беломраморным портиком. Клеменца открыл входную дверь своим ключом и впустил Вито в шикарную квартиру.